«Laudan» — самарский No Wave проект, 2006 года выпуска.
Привет, парни.
Скажите, вы изначально играете в этом составе?
Максим: Привет. Изначально это был мой сольный проект,и я всё делал дома в программе Reason — было похоже на дарквейв старой школы, и было это в две тысячи шестом году. Потом по прошествии какого-то времени, я понял, что мне надо больше экспериментов — старый материал начал надоедать.
Выступал ли в одиночку?
Максим: Да, один я выступал всего раз — это был концерт под минус.
Пользовался Reason?
Максим: Исключительно для создания минусов, те минусы, которые сделал в Reason, я записывал на диск и проигрывал на концертах, однако позже мне захотелось больше экспериментов, и я познакомился с гитаристом Коровьёвым, известным в узких кругах. Он играл на бас-гитаре, а я пел. Потом решили ещё больше разнообразить выступления, и мы взяли ещё одного гитариста.
У большинства классическое представление о группе — это барабаны, бас и гитары. У вас не было сомнений по поводу состава?
Максим: Знаете, это получилось спонтанно. Мы с басистом даже не думали, мы тогда играли под бит на драм машине и во время исполнения очередной песни, а у меня басист играл смычком на басу, мне пришла в голову идея бить смычком в малый барабан, потому что бить на тот момент было больше нечем. И так весь концерт я смычком по малому барабану и пробил, а потом понял, что это достаточно интересно, и что надо брать палочки и бить уже ими. Мне сейчас часто говорят, чтобы я взял себе барабанщика, а я привык, что у меня ритм в руках, что я стучу так, как мне нужно. Когда мне нужно — я стучу сильнее, а когда нужно — тише, когда нужно — быстрее, а когда нужно — медленнее.
Вы не ставите перед собой задачу перенести для концерта тот звук, который был на записи?
Максим: Нет. У нас таких задач никогда не было. То, что было на записи… Хочется чего-то нового, каких-то новых экспериментов, и у нас нет чёткой линии или мелодии. Я приношу текст и говорю ребятам, что я вижу и как, потом каждый придумывает партии и приносит свои идеи на репетицию, а когда мы играем эту песню на концерте, то там может быть совсем всё по-другому.
Владимир: Мы с репетиции звук не переносим на концерт никогда.
Максим: И даже на репетициях у нас полуимпровизационная манера.
Вы рассуждаете как истинные инди-музыканты.
Дмитрий: Мы играем больше по ощущениям. Я смотрю на ребят, особенно на Макса и подстраиваюсь под него.
С какого возраста вы себя помните?
Владимир: Я в два года об машинку порезался — не самые ранние воспоминания, но первое, что приходит в голову.
Дмитрий: Я хорошо помню своё первое воспоминание, мне было где-то полгода, я обжёгся об печку. Меня купали маленького за печкой, а стенка печки раскалилась до бела — она просто светитилась, мне было интересно, что это такое — я прикоснулся пальчиком и сильно обжёгся.
Максим: Я помню разное: я помню детский сад, но самое главное воспоминание, которое сыграло для меня решающую роль… Мне было одиннадцать лет, я увидел по телевизору в программе «До шестнадцати и старше» клип Мистера Малого «Буду погибать молодым». Мне на тот момент уже нравился Цой и что-то ещё, а Мистер Малой произвёл на меня такое дикое впечатление, что я побежал в комнату взял первый попавшийся блокнот, и уже под его впечатлением начал писать какой-то свой текст. Я тогда подумал, что если Мистер Малой старше меня года на три и клип его в телевизоре — значит я так же могу. Этот клип произвёл на меня такое впечатление, что я после этого начал усиленно работать — писать, писать, писать. Стихи я уже и до этого пытался писать.
Можно сказать, что музыкой начал заниматься с тех пор?
Максим: Да, для меня это был сильный толчок, я увидел, что какой-то мальчик прыгает и хочет погибать. Мне тоже захотелось погибнуть. Это было самое яркое.
Если российских музыкантов разбить на касты, то в какую бы определили себя?
Владимир: Я бы разделил их на ангелов, детей асфальта и демонов тьмы и бежал бы от этих трёх каст сразу.
А сами в какую?
Владимир: В какую-нибудь свою касту, безымянную, но это не то, чтобы мы какие-то особенные. Мне очень нравится позиция по отношению к социуму, не когда ты против него протестуешь, а когда тебе просто наплевать. Пусть он есть, а я где-то сбоку.
А если бы социум полностью сочетался с вашими интересами, вы бы подумали, что надо менять что-то у себя в голове, потому что я такой как все или решили, что нормально стало жить?
Владимир: Мне кажется, своя голова на плечах в любом случае должна быть.
Максим: Это смотря как люди позиционируют музыку и всю эту культуру. Я в тринадцать лет открыл для себя Франца Кафку. Когда я прочитал его, я понял — это моё. Первыми я прочитал книги «Замок» и «Новеллы и притчи». После прочтения я очень долго мечтал попасть в Прагу и спустя время попал. А несколько лет назад, когда Кафка стал модным, везде — Кафка, Кафка, Кафка… Кафка везде и рисуют таракана. Это просто кошмар.
Как в Самаре насчёт пост-панка обстоят дела?
Максим: У нас много групп, который хотят играть Death Metal, Black Metal… Нет, есть, конечно, модные и новые команды, которые играют пост-рок, но они всё больше ютятся по базам.
Нет такого ощущения, что пост-рок загибается?
Владимир: Есть. Я просто в этой движухе очень плотно завязан — он загибается просто по тому, что команды разваливаются, а новых не появляется. Но, опять же, мода кончилась.
Насколько, по вашему мнению, важен для музыканта имидж?
Владимир: Все, на кого я ровнялся, кто мне нравится, это, например, And So I Watch You From Afar, эти ребята — ирландцы, они все такие клёвые, и их имидж — его отсутствие. Это тоже имидж, каким бы он не был и главное, чтобы был искренним.
Вот если взять The Beatles , то они сначала были дебоширы, а потом оделись в деловые костюмчики и стали The Beatles. Может это важно?
Максим: Если вспомнить то время, то там много таких групп было, и тоже играли в костюмах, и тоже также пели, а насчёт имиджа: я взял кеды за двести рублей на распродаже, мне в них удобно и хорошо, мне удобно в этой рубашке, потому что в ней не жарко.
Какое реально отношение к своему творчеству?
Максим: Когда мы готовились к этому концерту, нам надо было сделать пресс-релиз, и я долго не мог его написать. Я не понимаю, что вообще мы играем. И я придумал — это такая смесь Post Punk, No Wave, Noise Rock и какого-то авангарда. Я изначально позиционировал свой проект как стихи под звуковой ряд, а потом я захотел, чтобы этот звуковой ряд был более шумный, может. Мне захотелось, чтобы это было с гитарой и басом. Сейчас это уже вылилось в то, что звуковой ряд это не только фон для текстов, а это уже бас, это звук, это уже музыка. Я сейчас разговаривал с вокалистом группы «Вынужденные колебания», он сказал, что у него стихи идут как фон, а для меня важно, чтобы люди услышали голос, услышали стихи, а музыка дополняет и поддерживает их. Это одно целое.
Как вы относитесь к «Концу света» и шумихе вокруг всего этого?
Владимир: (Улыбается.) У меня есть пара друзей, они такие выживальщики, и когда была истерия про какое-то уж совсем точное предсказание, они убеждали меня набрать в ванну воды, йоду хватануть.
У вас тоже есть такое движение — выживальщики?
Владимир: Я их так образно назвал, это не в коем случае не маньяки, просто я каждый «Конец света» оказываюсь слишком занят и пропускаю.
Дмитрий: Мне кажется, надо быть готовым к тому, что «Конца света» не будет. Многие ребята бросают всё, бросают работу, например, а оно продолжается, всё то же самое.
Максим: Ну, а что в этом такого? Если будет «Конец света», то погибнут все.
У Laudan есть внутригрупповой сленг, какие-то свои слова, понятные только вам?
Владимир: У Laudan, мне кажется, на жестах всё. Сегодня на саундчеке Максим долбит в барабан, поворачивается ко мне и показывает свободной рукой все ручки вправо — типа мало шума. Ну, окей, поверну, мне не жалко.
Какова реакция у слушателей на ваших концертах, и от чего она может зависеть?
Максим: Реакция может зависеть от самих слушателей. У меня нет желания эпатировать, когда я на сцене — я делаю то, что чувствую надо сделать на данный момент, а реакция публики, знаете, она есть двух видов: есть те люди, которые знают, что мы играем, и которые пришли на нас посмотреть, а есть люди, которые не знают, что мы играем. Один раз, когда мы играли на русско-рокерской вечеринке, нам из зала кричали, что хватит играть, и когда мы закончили программу, то какая-то девка из зала кричит: «Сейчас мой мозг изнасиловали в самой грубой форме. Хи -хи-хи.» Есть такие люди, которые говорят, что их мозг изнасиловали, а есть такие, которые пришли…
Владимир: И подставляют мозг.
А вам самим как больше нравится, чтобы подставляли мозг, или чтобы вы его грубо насиловали?
Владимир: Конечно, кого-то можно изнасиловать, а кто и сдачу дать может. (Смеётся).
Максим: После одного концерта к нам подходят охранники или друзья охранников и говорят: «Слышь, а гитарист на гитаре играть умеет?»
Как вы относитесь к авторству и авторскому праву, обидитесь, если ваш трек кто-то скопирует и начнёт использовать в коммерческих целях?
Владимир: Я бы стул под собой сжёг.
Максим: Смотря как, если это случайно — так вышло, то пускай, а если явно стащили, то надо разобраться.
Дмитрий: Вопрос стоит ещё и в том, что они будут вкладывать в это исполнение, если они вкладывают то же, что и мы чувствуем, то я бы только порадовался.
Максим: Просто понимаете, для меня Laudan, а я им занимаюсь уже девять лет — вообще всё. Так же у меня есть сайд проект, но Laudan это основной, в который я вкладываю много сил, вкладываю много себя, и он мне очень дорог, очень важен.
Максим, расскажите про идею названия проекта Laudan.
Максим: Laudan — это сокращённо лауданум, это такой яд на основе опиума. Его капали раньше на сахар или под язык, не знаю точно куда его капали, он действовал как опиумная настойка. Я сократил лауданум до Laudan. В то время, когда я это название придумал, я дико увлекался ядами.
Почти год назад вы «засветились» в радиопередаче британского журналиста Мика Мерсера. Каким образом Мик вышел на вас?
Максим: Мик Мерсер в Великобритании, как у нас Артемий Троицкий*. В Великобритании он специалист по пост-панк и гот-культуре. Мик Мерсер в своё время тусил с Bauhaus и Siouxsie and The Banshees и всеми остальными британцами первой волны. О нём я узнал очень давно, году в две тысячи шестом, и нашёл его, когда зарегистрировался на MySpace.
Я начал ему активно слать сообщения о том, что я такой-то человек из Самары, пишу то-то и то-то. Я писал-писал, а он не отвечал. И вдруг я его нашёл на Facebook, и начал опять слать ему сообщения, но уже с новым материалом. В то время он проводил у себя аукцион, я в этом аукционе поучаствовал, и он мне ответил. Пишет, что послушал альбом, он ему понравился, и он хочет сделать передачу с нашими песнями. Это для меня было ну всё!
А кода пришла любовь ко всем Bauhaus, Joy Division и Siouxsie and The Banshees? После Мистера Малого?
Максим: Когда я после Мистера Малого начал делать соответствующие эксперименты, у меня уже был записан альбом. Это было с двухтысячного по две тысячи четвёртый год и одна моя знакомая, когда послушала альбом говорит, что есть одна девушка и ей тексты чем-то мои напомнили. Она мне принесла кассету Янки Дягилевой. Я послушал Янку и всё… И начал ещё искать. Нашёл всё про Янку. И как-то от неё у меня всё пошло в эту сторону.
Году в дветысячи пятом я был в Москве, и уже на этой почве я ходил по разным магазинам. В одном увидел журнал R.I.P., там была большая статья по истории пост-панка, в ней было написано про каждый альбом каждой группы на тот момент. У меня как раз появился интернет, и я начал искать эти группы. Скачал Joy Division — круто, скачал Bauhaus — это вообще. И с того времени я их слушаю.
А были ли приоритеты в этой музыкальной волне?
Максим: Я сначала слушал Bauhaus, потом Joy Division, у меня было пренебрежительное отношение к американскому пост-панку. Я грезил Британией. В том же выпуске R.I.P. наткнулся на первый альбом группы Christian Death — они стали приятным исключением, ранние CD и Joy Division — сильно повлияли на меня в музыкальном плане в тот момент. И ещё The Doors , но это из другой оперы.
Немного дисциплинарный вопрос. Какое утверждение вы бы выбрали: пиво до выступления, пиво после выступления или пиво во время выступления?
Максим: До и после.
Часто в текстах ваших песен встречаются пальцы, пальцы. Очень много пальцев. Говорят, что у поэта есть образ, от которого он никак не может откреститься. Это слово паразит или с пальцами связаны какие-то внутренние переживания?
Максим: Вот насчёт пальцев я это слышу только от вас и очень удивлён, а на счёт слов паразитов, у меня есть два таких слова — глаза, которое я очень часто использовал в стихах, у меня был целый цикл под названием «Глаза», и ещё я очень люблю трамваи. Я считаю, что трамваи — самый вдохновляющий вид транспорта и в песне «Красная ночь» есть строчка «В венах-вагонах уснуть бы» — это именно про трамвайные вагоны. У меня есть много стихотворений про трамваи.
В Самаре будет празднование столетнего юбилея самарскому трамваю, и у меня была идея сделать концерт в заброшенном вагоне — отыграть четыре песни, ну сколько позволит начальник трамвая. Очень хочется отыграть мини-концерт именно в тамвайном вагоне.
У вас в песне есть… уксус, танец соломеи…. это что-то про отрубленные головы пророков или армянско-релегиозное? Интересно в какую сторону вы бы хотели направить мысли слушателей?
Максим: Это связано с тем, что мне нравится запах уксуса. Я текст написал, когда ехал на работу в автобусе.
Дмитрий: Что интересно — песня изначально была вальсом. Макс принёс новую песню на три четверти.
Владимир: Мы попробовали и так и сяк.
Максим: И в конце концов я предложил сделать просто шум и вышло, мне кажется что-то.
Хорошо получилось.
Есть такое мнение, что многие люди начинают заниматься музыкой, чтобы девушкам нравиться, чтобы технику свою развить или деньги зарабатывать. У вас какой подход к этому вопросу?
Владимир: Мне кажется, что здоровый подход — когда ты в двенадцать лет начинаешь музыкой девочек цеплять, а в четырнадцать, подцепив уже достаточно, понимаешь, что это вообще не об этом, и как-то идёшь дальше для музыки. По-моему, это весь смысл в музыке.
То есть надо пройти все стадии?
Владимир: Да, надо пройти все стадии, а стадия с заработком… Мне кажется, что если к ней стремиться, то можно и к ней придти. Другой вопрос как и зачем к этому стремиться.
Дмитрий: Надо различать: музыка, которая делается для заработка, то есть обслуживание, и музыка, которая делается для души, которая не имеет ничего общего к сфере обслуживания. Это две разные музыки.
Видел, что вы, Максим, рисуете. Пробовали аудио и изображения совмещать на концертах?
Максим: Сам я не рисую. У меня есть пять картин, но я не умею рисовать. Я бы очень хотел, но не умею. Мне было бы очень приятно и очень интересно, если бы кто-то, кто умеет рисовать сделал иллюстрации к нашим песням. Какие-то абстракции…
В одной песне я слышал, что-то про зернистость.
Максим: «В шуме крупнозернистом». Шум имеется в виду.
Вам шум известен не только как шум, а вы говорите о нём фотографическим термином.
Максим: Для меня очень приятно, когда каждый, как вы сейчас, видит в моём тексте что-то своё. Мне это очень интересно и даже приятно.
Виноват ли музыкант, если его музыку не признают и никто его не слушает, кроме него самого?
Максим: У любого исполнителя, у любого человека, который делает музыку есть свой слушатель. Я очень удивился, когда я только зарегистрировался на MySpace мне начали писать какие-то люди. А я тогда делал какой-то Dark Wave, я не знаю, что я вообще делал, и мне писали какие-то люди. Мне было это очень необычно и приятно. Я думал, что это никому не надо, кроме меня. Из этого я сделал вывод, что чтобы ты ни делал, где-нибудь найдётся человек, которому это будет близко, и он будет твоим поклонником. И если мы приедем в какой-нибудь клуб и придёт пять человек — это отлично. Эти люди пришли посмотреть на нас. Нам будет дико приятно, что есть люди, которые пришли именно на нас.
Конкуренция способна в музыке бодрить или скорее всего препятствовать?
Владимир: Конкуренция во всех делах бодрит.
В Laudan есть конкуренция среди музыкантов?
Владимир: Конкуренции нет. Есть, мне кажется, цензура… Месяца два назад я пришёл в коллектив. И про пост-панк я очень мало знал. Мне сказали, что это будет интересный опыт. И всё время в группе я стараюсь что-то там сыграть, но когда в это вмешивается ещё цензура — авторский замысел… Потому, что пить уксус… Это та цензура, когда тебе говорят, что нет, это уже попса давай другое, и это круто. Ты можешь в этот момент чувствовать раздражение, но на самом деле это очень круто. Это очень важно, когда есть кто-то, у кого есть чёткое видение, это Максим, который тебе может чётко сказать, что так не надо.
Максим уточни, пожалуйста, прo Reason, какое место программа сейчас занимает в вашем творчестве?
Максим: Я сочиняю музыку и в Reason тоже. В самом начале у меня был Fruity Loops, а потом появился Reason. Сейчас у меня Reason 5, но я если и делаю на нём какие-то вещи, то это уже сольные треки. Я могу сделать наброски в Reason и пойти на студию, или даже дома обмотаться звукоизоляционным материалом с микрофоном и записать голос. Делаю демо-версии для парней и рассылаю им, но это одна или две композиции, а в основном мы всё придумываем и записываем в живую.
Есть какая-то конкретная политика, типа у нас накопилось тринадцать песен и пора альбом записывать?
Максим: За почти девятилетнее существование проекта у меня есть два альбома, один EP и сингл. Мне не нравится такой подход, когда на репетиции отыграли, в студии записали, и вот у нас готов альбом. И каждый год по два-три альбома. Мне кажется, что это убивает творчество. Хотя есть такие команды, которые могут это сделать на хорошем уровне, а есть команды, у которых это превращается в какую-то рутину. Я пишу песни почему-то долго, и когда я уже чувствую, что у меня собралось определённое количество песен для EP или альбома, то мы идём на студию.
Как вы объединяете песни в альбом или EP, это какая-то единая концепция?
Максим: У меня EP один единственный — второй релиз. Я озаглавил его — «Штраффен». Это был такой сборник рассказов у Кафки. «Штраффен» в переводе с немецкого — кары. Я решил, что четыре трека этого EP объединены именно этим названием. А когда я компоновал альбом «Дефект», прошлогодний, я очень долго думал как мне его назвать, и однажды увидел где-то слово «Дефект» и решил, что это нормальное название.
А фотография на обложке — это автобусная остановка?
Максим: Это у нас далеко за городом, там где горы и в этих горах есть карьер, где добывают щебень. Сейчас там сделали стрельбище. И мы с басистом из старого состава, когда там прогуливались, то увидели эту штуку, которая на обложке. Это часть мишени и я её сфотографировал и забыл про неё. А уже когда я начал делать обложку альбома случайно наткнулся на неё. Я её распечатал, обрезал, приклеил на картон и отсканировал. Получилась, на мой взгляд, интересная обложка.
В Самаре много площадок, куда можно спокойно пойти и договориться о концерте?
Максим: Всё дело в звуке, я считаю. У нас недавно появилась площадка, где отличный звук и там к этому относятся очень ответственно и профессионально, а есть, где не так профессионально и звук там соответственно…
Владимир: Да, но в других местах может и со звуком похуже, зато организация на высоте.
В Екатеринбурге, в связи с кризисом, закрылось несколько площадок. Как дела с этим в Самаре?
Владимир: В Самаре площадки как-то появляются и исчезают, но всегда есть три-четыре места стабильно, где можно выступить. Одно у нас — «Подвал». Я не знаю уже сколько лет ему.
Дмитрий: С начала девяностых.
Владимир: Он как открылся — так и стоит как монолит. Можно на него жаловаться, а он будет. И ты в нём будешь.
Дмитрий: Всё. Без вариантов. Все там будем.
Состав группы Laudan на момент интервью:
- Максим «Аконит» – стихи, исполнение, рабочий барабан;
- Владимир Темников – гитара;
- Дмитрий Соколов – бас.
С этим интервью очень помог Антон Димитриев, за что ему огромное спасибо.
* Признан иноагентом.